Каталог статей

Главная » Статьи » Рыболовные рассказы

Гусиное перышко

Обладает ли рыба умом, ну... хотя бы крохотным умишком? Что заставляет ее брать одну приманку и равнодушно отворачиваться от другой? Неужели только привычка к определенному корму заставляет, например, окуня или щуку хватать уклейку и пренебрегать карасиком, который не водится в этом водоеме? Утверждать, что рыбой управляет лишь ощущение голода, тоже нельзя, в этом я убедился на одном из примеров моей рыболовной практики. 

Об уме рыб я часто заводил разговоры с опытными удильщиками. Они утверждали, что никакого ума у рыб нет, а управляют ими инстинкты и рефлексы. Другие пытались доказать, что, например, крупный лещ или голавль бывают поумнее самого рыболова. Один пожилой человек рассказал мне, как он однажды с успехом ловил подлещиков, пока со дна водоема не поднялся большой лещ и не остановился у поплавка. Пошевелив плавниками, он посмотрел на рыболова, медленно опустился на дно. И клев сразу же прекратился. 

Посмеяться над анекдотом - дело, конечно, легкое, но вопрос об уме рыб для меня так и остался нерешенным... 

Случай, о котором я хочу рассказать, немножко приподнял завесу над тайной. Произошел он прошлым летом, приблизительно в середине августа, во время моего очередного отпуска. 

Через мое родное село протекает речка - приток Оки. На речке работает колхозная мельница, под плотиной имеется обширный и богатый рыбой омут. Рыболову-любителю лучшего места для отдыха трудно и желать. 

Жена и двое сыновей уехали недели на три раньше меня. Собираясь в деревню, я не взял своих бамбуковых удилищ. На месте любая ореховая или черемуховая заросль могла с избытком снабдить этим добром не одну сотню рыболовов. 

В отцовскую хату ввалился я, когда семья сидела за обедом. Сыновья выскочили из-за стола и повисли на моей шее. Большие они выросли, я уже не мог стоять под тяжестью их крепких загорелых тел. 

Вскоре я с двумя ребятами шагал по селу к мельнице. На плотине мы невольно остановились, очарованные зрелищем. Перед нами расстилался огромный спокойный пруд с зарослями осоки и тростника вдоль берегов. Десятки колхозных гусей встретили нас дружным гоготом, верховая рыбешка в страхе заметалась по поверхности пруда. 

Над омутом склонились старые ивы и ветлы. Омут не изменился. Таким же я оставил его перед отъездом в Москву - больше двадцати лет тому назад. Та же речка вытекает из него и теряется в лугах. Но появилось и новое - небольшая песчаная коса: омут тоже торопился поспеть за жизнью и приготовил пляжик для веселой детворы. Пока на песке отдыхало десятка два гусей. 

За мельничным прудом начинался лес. 

Мы долго бродили по лесу, выбирая подходящие удилища, очищали их от сучьев и коры, чтобы они поскорее просохли. Из леса не хотелось уходить: так прохладен и тенист был он в этот жаркий день. 

После полудня жар спал, повеяло теплым ветерком. На плотине мы замедлили шаг. Мельница дремала, из ее открытой двери долетали слабые удары стали по камню - мельник насекал бороздки на жернове. Через верхние доски плотины сваливались тонкие струи воды. 

Старший сын молча потянул меня за рукав и показал на омут. Я заглянул туда и замер: почти у самой поверхности, лениво шевеля плавниками, гуляла в тени ветел стая крупной рыбы. Тень от густых деревьев не давала возможности ясно разглядеть ее. Это были язи или голавли, любители разгуливать поверху воды в тихую погоду, но здесь водились и судаки. 

Сыновья подхватили меня под руки и потащили к дому. Я посмотрел им в глаза: они горели задором. Я понимал возбужденное молчание ребят, - им хотелось поскорее начать лов. 

Мы распределили работу: мне - налаживать удочки, сыновьям - копать червяков. Я принадлежу к тем рыболовам, которые ловят на любую приманку, а о червячке не забывают. Но кусок хлеба и малявочницу я все же захватил. 

Место мы выбрали в тени старой ивы, склонившейся над заводинкой. Вдоль края отмели стояла осока, за нее я и забросил удочки: одну с червяком, другую с хлебом. 

Поплавки слегка покачивались на воде. Над головою перешептывались листья ивы. 

- Папа, клюет! 

Поплавок на удочке с червяком дрогнул, пошел в сторону и нырнул. Легким движением руки я подсек и вытащил хорошего окунька. Дальше поклевки следовали одна за другою, надо было успевать насаживать червей. Хлеб никто не трогал. Я заменил его червяком и отдал снасть сыновьям. Они были в восторге: ловить на "папину" удочку им еще не приходилось. 

С малявочницей и ведерком я ушел на песчаную отмель. Плотички там попадались легко, вскоре у меня в ведерке скопилось их больше трех десятков. 

Ребята топотом спорили, у кого больше рыбы. Старший поймал двух окуней; младшему тоже попалось два окунька помельче и очень маленький щуренок. 

Разрешаю спор тем, что отбираю у них удочку. Рыболовы совсем не ожидали такого оборота дела и притихли, с жадностью посматривая на мои удилища. 

На малька лов пошел успешнее: окуни вылетали из воды один за другим. Я уже хотел снова отдать одну удочку детям, но кому дать ее? Одного порадуешь, а другого обязательно огорчишь до слез. Нет уж, пусть ловят своей снастью! 

Неожиданно клев прекратился, можно закурить и отдохнуть. Но вскоре один поплавок дрогнул, нехотя, медленно ушел под воду и остановился в нескольких сантиметрах от поверхности. Что же это за поклевка? Поплавок стоит под водой, мы видим его. Дергаю удилище, оно сгибается в дугу. "Ага, что-то крупное попалось!" Тащу рыбу к берегу, на песке прыгает щука весом более килограмма. Ребята бросаются на нее и с торжеством, в четыре руки, тащат ее подальше от воды. Выручили быстрота и сатурновый поводок, не успела речная разбойница перерезать его. Мы радуемся удаче! 

Но становится прохладно, обильно садится роса. Пора кончать лов. Гордые успехом, шагаем по селу. В корзине десятка два окуней, щуренок и щука. 

После долгой дороги и хлопотливого дня я разрешил себе отдохнуть и проспал утреннюю зарю. Сыновья тоже встали поздно, значит, не на кого обижаться - все виноваты. Но чтобы утешить ребят, я заготовил им по новой удочке с самыми стройными удилищами и выдал по новенькому поплавку из гусиных перьев с красными кончиками. 

К утренней заре следующего дня решили подготовиться по-настоящему: накопали свежих червей, сварили кашу для лещей, на речке наловили пескариков и опустили их в воду в большой корзине. 

Утром я поднялся до солнышка. Ребята сладко спали, младший лежал поперек матраца, положив голову на грудь старшему брату. Надо ли будить их? На заре сон самый сладкий, детям он дороже окуней и судаков. "Пойду один, пусть поспят", - решил я. 

От омута поднимался прохладный туман, то там, то здесь плескалась верховая рыбешка. Дунул ветерок, настолько легкий, что лишь пошептался с верхними листьями ветел. 

С песчаной косы я закинул три удочки. Насадка - червяк, хлеб и каша. На хлеб вскоре попалась крупная плотва, каша пришлась по вкусу подлещикам. На червяка шел некрупный окунь. Клев был хороший, но добыча не радовала. На пескарика пошел окунь покрупнее, но судаки упорно не хотели хватать наживку. Кто-то закашлял на плотине. Это пришел мельний, дед Матвей. Я невольно подивился: по виду он был таким же, каким я знал его давно, - сухой, сутуловатый, в полосатых домотканых штанах. Жиденькая бородка его по-прежнему загибалась вперед. 

Дед откашлялся и приподнял доску, запиравшую лоток. Зашумела, заплескалась вода на колесе, глухо заворчала мельница. В омут хлынули потоки пены. 

И точно кто встряхнул сонный омут от поверхности до дна. В пенистом потоке начала подпрыгивать мелкая рыбешка. Сильные хищники с шумом врывались в мирные стаи. Верховодки веером разлетались во все стороны. Почти у моих ног и дальше - до катуха, в котором вертелось водяное колесо, начался такой "бой", что сердце мое забилось сильнее. 

Я начал перебегать на песчаной косе, забрасывал пескариков и по течению и на глубину, посылая их в те места, где сильнее и чаще были всплески, но ни судаки, ни щуки, ни окуни не соблазнялись моей насадкой. Сменил живца на блесну, опускал ее на разных глубинах и во всех направлениях, - никакого результата. Что такое? Омут кишит рыбой, а у меня ни поклевки. Неужели не смогу поймать крупную рыбу и ограничусь лишь плотвой и подлещиками? 

Взошло солнце, но радости оно мне не принесло. 

Из-за мельницы вышел дед Матвей, остановился на другом берегу пенистого потока. Поздоровались. Он долго смотрел, как я без толку перебрасываю своих мальков то в омут, то в проток, и ласково, с усмешкой, проговорил: 

- Не даются судачки-то? 

- Не везет мне, дедушка Матвей! Прямо хоть плачь с досады! Хоть бы ты мне посоветовал что-нибудь. 

- Судак - рыбка умная, его не сразу возьмешь. Ты его перышком подразни! 

- Чем, чем? 

- Перышком... Вон сколько их вокруг тебя валяется! - и спрятал улыбку в бороду. 

Я невольно взглянул под ноги. На косе обычно отдыхали гуси, на песке валялись грязноватый пух и крупные перья из хвостов и крыльев. Я бросил вопросительный взгляд на деда, но он уж поднимался на пригорок. 

"Не посмеялся ли надо мною дед? Какая сила заставит судака хватать перо, когда вокруг кишмя кишит живая добыча? А если попробовать?.. Что я теряю? Мои пескарики никого не соблазняют, время пропадает попусту". 

Выбрав перо покрупнее и посвежее, я разрезал его по стержню на две части. Оставалось привязать его к поводку и крючку. Торопливо разорвал я носовой платок, надергал из него ниток. 

Вскоре у меня получилось что-то похожее на блесну. Проверил снасть на течении. Перо завертелось в воде, стало делать самые неожиданные движения во все стороны. Чорт возьми, такая подделка под рыбку может раздразнить самого ленивого хищника! 

И я забросил гусиное перышко в середину пенистого потока, продержал ее несколько секунд неподвижно, подвел к берегу, закинул снова. Нет, опять никакого толку! Плохо посоветовал мне дед Матвей! 

После четвертого заброса резкий рывок чуть не выдернул удилище из руки. Ну нет, я не для того так долго мучился, чтобы при первой поклевке потерять всю снасть!.. Рыба бросалась из стороны в сторону, радостное волнение охватило меня... И вот на песке косы появился желтовато-серебристый красавец-судак! 

Перо на крючке измялось так, слово его сжевала корова. Я его торопливо сбросил, привязал другое. "Насадки" вокруг меня было много - колхозники богаты гусями. И после нескольких торопливых забросов новый судак подпрыгивал на песке у моих ног. 

На четвертом судаке я решил закончить лов. Не нужно жадничать! 

С этого дня я еще дома заготовлял себе и ребятам "блесны" из гусиных перьев. Без улова мы не возвращались. Каждую зарю, будь то утром или вечером, мы обязательно вытаскивали семь-восемь судаков. 

Однажды я попросил побольше нажарить рыбы и пригласил деда Матвея в гости. Он пришел охотно. За столом, после того как мы уже очистили одну сковородку, я спросил деда: есть ли у судака ум? 

Дед неторопливо свернул цыгарку, через нос выпустил дым в бороду и сказал: 

- Человеческого ума у него, конечно, нет, но свой, судачий, умишко имеется. И не столь умишко, как, пожалуй, любопытство ко всему новенькому. Судак, вроде нашего брата, глазам не верит, ему все потрогать надо. Рук у него нет, вот он и хватает ртом. 

На мой взгляд, дедушка Матвей был не так уж далек от истины.



Источник: http://naohote.narod.ru/
Категория: Рыболовные рассказы | Добавил: nonsens (12.12.2008)
Просмотров: 1371 | Рейтинг: 0.0/0 |
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]